Тёмная комната. На постели двое. Мужчина и женщина. Они обнажены, в комнате натоплено, так что почти невыносимо.
Вздохи, бормотание. Губы мужчины скользят по белому точёному плечу женщины. Он обнимает её, прижимается. Женщина лежит тихо, лишь иногда её тонкая рука поднимается, гладит худую, но мускулистую спину мужчины, и снова падает бессильно на смятую простыню. Лишь иногда она шевелится, раздвигает ноги, судорожно вздыхает. Глаза её закрыты, она мечтает о другом.
Мужчина охвачен страстью, охвачен желанием. Он не смотрит в лицо женщины, он не целует её. Лишь иногда он проводит рукой по её щеке. Лишь иногда он смотрит в её лицо. Но глаза женщины по прежнему закрыты. И он снова опускает глаза, снова скользит губами по лебединой шее, утыкается лицом в её грудь. Тогда она шевелится, прижимается к нему. К нему ли? Её пальцы зарываются в его волосы, в его прямые чёрные волосы, в его прямые чёрные жесткие волосы. Глаза чуть приоткрываются, блестят в полутьме, губы шевелятся. Она дёргает его за волосы вверх. Мужчина удивлён её пылом, но подчиняется. Поцелуй, ещё один. Насколько хватит дыхания. Синеватый свет луны косо падает на кровать из щели между небрежно задёрнутыми шторами. Жарко.
Женщина стискивает бёдра мужчины ногами, изгибается. Он не против, очень даже не против. Толчок, ещё один. Даааа...
Он утыкается куда-то в ключицу женщины. Он весь в поту, влажные чёрные волосы липнут к коже, но это не важно. Он стонет, не смог сдержаться. Она так покорна, эта женщина, она так прижимается к нему, её лоно так гладко, так влажно, даже мокро, так... Это сводит мужчину с ума, он из всех сил держится, хочет продлить ощущение как можно дольше. Он забывает обо всём. Но нет, ещё толчок, и ещё. Его тело дрожит в напряжении удовольствия. Он снова стонет. Хорошо так, что почти невыносимо...
Женщина под ним ёрзает. Она отворачивается, кусает губы, чтобы не выкрикнуть, не прошептать имя, чужое имя. Ей тоже жарко и тело мужчины, её мужа, давит своей тяжестью. Но тяжесть эта ей неприятна в отличие от той другой. И всё же ей приятны прикосновения и поцелуи. Не раздражают так сильно сегодня. Может привыкает? Да и это пот струится по её раскрасневшемуся лицу. Только пот. Забыть.Забыть обо всём. Думать о теле, только о теле. Она старательно трётся о тело мужчины своим телом. Болезненное наслаждение начинает накатывать потихоньку. Если бы он только не мял так сильно её грудь!
Наконец внутри ощущаются толчки, и муж дёргается, стонет почти ей в ухо. Женщина облегчённо вздыхает: на сегодня всё. Наверное.
Мужчина продолжает сжимать в объятиях свою жену. Как приятно, как волнующе держать её в объятиях. Он всё ещё не мог поверить,что она здесь с ним, живая, настоящая. Не сонное видение, не... Женщина чуть шевельнулась. Он, опомнившись, вышел из неё и сполз на бок от неё, не разжимая объятий. Уткнулся в её волосы, в её прекрасные волосы. Всё было прекрасно в ней. Знал бы он раньше, как она прекрасна...
Уснул. Его жена тоже закрывает глаза, но сон не идёт к ней. Снова открывает глаза. В них тоска.
«Fritz, Fritz» - шепчет она , смотря отрешенно на неровно задёрнутую шторку.
Но Фрица не было. А кто был? Женщина смотрит на вроде бы спящего мужа и быстро отворачивается. Глаза бы на него не глядели!
Она встаёт и, завернувшись в простыню, всё равно та упала с кровати, подходит к окну. Как же здесь жарко! Женщина откидывает с лица прядь волос и трясёт раму окна, чтобы открыть. Не получается. Ничего у неё не получается! Кусая губы,женщина прислоняется лбом к холодному стеклу. На горячую щеку снова падает прядь волос. Она накручивает прядь на палец и с силой её дёргает. Это из-за волос она попала в такую переделку!
Она кривит губы. Переделка! Какое грубое, некрасивое слово! И не очень точное. Из переделки-то можно выбраться. Если она конечно точно поняла смысл этого слова. А вот выберется ли она из этого... капкана? Проклятье какое-то, а не город. Мысли путаются. Женщина смотрит в окно на луну, на снег, что искрится в лунном свете, и в свете фонаря напротив. И думает, и вспоминает. Она не замечает, что простыня сползла с плеч, что по её лицу текут слёзы. Она не замечает, что её муж не спит.
огда они все были виноваты. Особенно, как утверждали, принц Фридрих. Это он послал Западный флот в тот злосчастный рейд к Хексберг, это он мутил воду, это он развалил армию, это он разорил казну. Особенно доставалось Фридриху за потерю Западного флота. Гудрун всё это слышалась и бесилась. Сначала она кричала, доказывала что-то. Потом обессилела. И лишь молча скрипела зубами, слыша как поносят её мужа. Разумеется, если бы авантюра удалась, все пели совершенно по-другому. Знание этого раздражало сильнее всего.
Фридрих злился, Фридрих пил, Фридрих не обращал почти никакого внимания на жену и Гудрун это сильно задевало. Она привыкла быть самой красивой, затмевать всех. Высокое положение, внешняя красота принадлежали ей по праву, удача всегда улыбалась ей. Фридриху тоже, он тоже был красив и высокороден, он был равен ей и она любила его за это. Она думала, да и все окружающие, может быть включая самого Фридриха, что она его любит только за это. И любить стоит лишь за это. Да любить принца Фридриха принцессе Гудрун было легко и приятно.
Выдерживать первую опалу мужа было непросто. Она не выглядела таковой. Подумаешь отправили из столицы "поправить здоровье". Гудрун тогда никуда не поехала. Нет, она понимала как это выглядит, но не поехала. Не могла она себя заставить это сделать. Ей казалось, что она будет там похоронена заживо. Фридрих был конечно уязвлён, но не удивлён. Не зря он всегда со смехом сравнивал цвет глаз жены с весенним синим льдом. Впрочем, Гудрун скоро стало скучно без него, конечно были поклонники, был в конце концов Вернер. Но ей было с ними скучно. Ей они надоели, эти... эти паркетные шаркуны. Душу томила неясная тревога, хотелось... хотелось... Чего-то иного.
Возможно она привязалась к мужу. Он при всех своих недостатках хорошо понимал её. Ей было с ним интересно.
К тому же Гудрун не хотела этого признавать, но время было неумолимо. Ею восхищаются, её красота сияет как никогда.Но замуж Гудрун выходила в двадцать восемь, сейчас ей тридцать два. И восторги окружающих были какие-то...вымученные, сколько раз Гудрун ловила момент, когда комплимент говорили ей, а глаза говорившего скользили по залу в поисках кого-то... посвежей. Отец опять рядом, он всегда её баловал и любил. Но отец не вечен. И кто её ещё любил? И красота скоро потускнеет. Да и он не раз и не два намекал, да что там. Прямо говорил, что пора пора уже подумать о ребёнке, о наследнике. В общем Гудрун собралась и отправилась к мужу. Да прилепится жена к мужу или как там правильно. Хотя Гудрун не сильно уважала Эсператию, но не отрицала, что там написано много умных вещей.
Ей удалось помирить отца и мужа и добиться возвращения последнего в столицу. Наследника так и не случилось. И это вселило в сердце женщины, молодой женщины тревогу. Она теперь часто стояла у зеркала и вглядывалась в своё отражение. Неужели её красота с изъяном? Или дело в Фридрихе? Но тут до Дриксен дошли известия о смуте в Талиге и стало ни до чего. Фридрих рвался в бой, Гудрун его всецело поддерживала. Хотя и чувствовала какие-то сомнения. Всё-таки Излом и творилось, что-то странное вокруг. Но, и вот тут Гудрун всегда горько смеялась, вспоминая, в бой рвался не только Фридрих. О нет, многие при дворе живо смекнули, что можно половить рыбку в мутной воде.
Были, были и противники войны, партия мира. Против были и некоторые военные, особенно адмирал Кальдмеер, во всяком случае они были против войны именно сейчас, но голос их был не услышан. Ну в самом деле, как можно прислушиваться к мнению какого-то сына оружейника. Гудрун сама его высмеивала. Именно она и предложила его кандидатуру, когда решался вопрос о командовании флотом.
Не то, чтобы больше не нашлось у Дриксен адмиралов, но Кальдмеер был тем удобен, что к партии Фридриха и Гудрун никогда не принадлежал и в случае неудачи... Всегда нужно учитывать, что что-то пойдёт не так. В случае неудачи его легко будет сделать козлом отпущения.
Так говорила принцесса Гудрун своему мужу.
-О чём ты говоришь, дорогая? — смеялся он и целовал её. — Удача всегда с нами.
Гудрун улыбалась, но как-то без воодушевления. Её грызла тревога. Или это было предчувствие? Она ждала неудачи, но и не представляла какой она чудовищной будет.
А потом всё понеслось и закрутилось. Неожиданный разгром и потеря Западного флота сильно ударил по положению принца Фридриха и его жены. Именно на них навесили всех собак. Люди, потерявшие сыновей, проклинали и поносили их обоих, все знали, что принцесса Гудрун принимает активное участие в государственных делах. Простые дриксенцы поносили ставшую одиозной пару и ничто, никакие свирепые запреты не могли им помешать.
Гудрун было плохо, отчаянно плохо. Тревога, однажды поселившаяся у неё в душе, никуда не исчезла, но лишь росла с каждым днём. О нет, принцесса не сидела сложа руки. Она многое сделала, чтобы уберечь, выгородить близких ей людей. С Фридрихом у неё получилось. С Вернером нет. Ну не то, чтобы он сильно ей нравился, Вернер фок Бермессер. Однако ей многое в нём импонировало, он умел быть ненавязчивым, он понимал, когда что ей сказать и когда нужно уйти. Этого умения, назовём это чувством такта, не доставало многим. К тому же он был просто красивым мужчиной. Иногда Гудрун подумывала о том, не взять ли его в любовники. Да у неё были любовники, у Фридриха были любовницы. Что было в Фридрихе хорошо так это то, что он не мешал ей жить как ей хотелось. Однако Вернер был, не сказать другом, но довольно близким к мужу человеком и это было опасно. И потом, вдруг ещё зазнается?
Чего Вернера понесло вслед за молодым фок Фельсенбургом и опальным Кальдмеером, Гудрун не понимала. Впрочем, Фридрих ей сам сказал потом, что это был его приказ. Гудрун не поняла его.
-Зачем? Почему именно Вернер должен их ловить?
-Мне не нравится, что вы в последнее время так сблизились. - ответил Фридрих.
-А тебе не кажется, что сейчас не время для ревности? Ты что не понимаешь, что нам сейчас нужен любой союзник? - нервно фыркнув, спросила Гудрун. - Мне это не нравится.
Фридрих, прищурившись, смотрел на неё, а потом сказал:
-А мне не нравится твоё беспокойство за него. Ты с ним спала?
-Нет! Вот именно с Вернером я не спала!— выкрикнула, не сдержавшись, Гудрун.
-А с кем? С кем ты спала?
-Я не понимаю с чего вдруг такая вспышка ревности?
-С кем ты спала? — повторил свой вопрос Фридрих.
Гудрун смотрела в на мужа гневно и непонимающе. Что же на него нашло? Её так и подмывало перечислить всех своих любовников, но что-то её останавливало. То ли злоба в глазах мужа, то ли...
«Не надо. Не сознавайся. Вам так мало осталось быть вместе» — молил тонкий голосок внутри неё.
-Да и не с кем я и не спала — солгала Гудрун, испуганно косясь на мужа.
-Лжёшь!
-Нет, не лгу. Да были объятия, поцелуи, но дальше этого дело не заходило, — стояла на своём Гудрун. — Милый, кто может с тобой сравниться?
С минуту Фридрих испытующе смотрел на жену. Она была растрёпанной, лицо её распухло и покрылось красными пятнами. Глаза, её глаза, синие как весенний лёд, были испуганными и блестящими от слёз. Он почувствовал как злоба, бессильная злоба человека, не властного над событиями, над своей жизнью, проходит. Он даже ухмыльнулся прежней своей ухмылкою. И правда, кто с ним сравнится?
-Ты не лжёшь?
-Ну что ты. Нет, конечно.
«Умничка».
Да Гудрун была умничкой. Гудрун слушала свой внутренний голос.
О Ротгере Вальдесе Гудрун думала всерьёз целых три раза в жизни. Нет, она, конечно, слышала о нём. Но Гудрун много о ком слышала. Первый раз она подумала, когда ей рассказывали о его выкрутасах на море. Тогда принцесса подумала: «Ненормальный какой-то». Она и сказала это вслух. С ней конечно согласились. Поговорили и как-то забыли.
Второй раз думала дриксенская принцесса о талигском вице-адмирале, когда молодой Фельсенбург, захлёбываясь от новых впечатлений, рассказывал о своём пребывании в плену. Гудрун в тот вечер переела и большую часть рассказа пропустила, борясь с изжогой и пытаясь незаметно ослабить пояс платья. Впрочем что-то она услышала.
«Чего этот Вальдес так с Кальдмеером носился?» - удивилась она тогда и не без ехидства подумала, а уж не втрескался часом ли этот Бешеный в Кальдмеера, в этот ходячий айсберг. Она вспомнила постную мину опального адмирала и едва не расхохоталась в голос, представив себе домогающегося Вальдеса, который получает решительный отпор от Ледяного.
Потом завертелась эта малоприятная кутерьма с судом над Кальдмеером, его последующим побегом при помощи своего неутомимого адъютанта. Потом пришла весть о смерти Вернера. И тогда Гудрун подумала о Ротгере Вальдесе в третий раз.
«Задушу убл... своими руками!» - подумала она тогда.
А потом ей стало ни до кого. Потом умер Фридрих.
Умер он неожиданно. В тот день они обедали вместе. Всё было как обычно. Первое, второе, десерт. Потом подали вино и фрукты. А потом пришли гости, долго и нудно говорили о делах, потом решили сыграть в мяч. Гудрун играть не стала, хотя обычно с охотой присоединялась к компании. Но в этот день она чувствовала себя нехорошо. Она изнемогала от дурных предчувствий, к тому же месячные не пришли и в душе у женщины затрепетала робкая надежда.
День был жаркий, душный. Такие дни редки в этом северном краю, но всё-таки случались. Игра шла быстрая, азартная. Фридриху было жарко, он постоянно пил охлаждённое вино. Он выпил почти четыре кувшина. Неудивительно, что он не мог говорить к концу игры. Гости посидели ещё, но вскоре хозяин пожаловался, что ему нехорошо и все разошлись. Гудрун видела, что мужу и в самом деле дурно и они легли спать. В разных комнатах. В последнее время между ними возникло какое-то отчуждение. Принцессе хотелось бежать от мужа. Но почему, она не понимала этого.
А среди ночи её разбудил слуга с известием, что хозяин мечется в бреду, то зовёт её, хозяйку, то собирается на какую-то войну. Гудрун поспешила в спальню мужа. Врача разбудили тоже. Но несмотря на его старания, проболев почти неделю, Фридрих Зильбершлоссе скончался от воспаления лёгких.
Гудрун будет помнить до конца своих дней тот момент, когда ей сообщили о смерти мужа. До того ей сказали, что он уснул и беспокоить его не надо. Ну что ж. Принцесса пошла в библиотеку и решила почитать, чтобы успокоиться. Через некоторое время дверь отворилась и в библиотеку вошёл слуга. Кто ей сообщил о смерти мужа? Хайнц, Калле? Неважно. Гудрун помнила, как встала из кресла, как загудело в голове, как в следующий миг она увидела стремительно приближающийся пол. И всё потемнело вокруг.
А ребёнка так и не случилось.
Совершив чудеса этикета и дипломатии делегации Талига и Дриксен на маленький, ни на каждой карте отмеченный, островок прибыли почти одновременно. Посмотреть на "талигский зверинец" как говорили при дворе кесаря хотели многие. Гудрун в другое время с охотой поехала бы. Но не теперь. Она только-только похоронила мужа и была на грани помешательства.
Такая неожиданная смерть Фридриха потрясла принцессу. И теперь на Гудрун навалилось тёмное и глухое одиночество. Она целыми днями сидела и ела себя поедом, безжалостно припоминая себе и своих же любовников, и каждую ссору, и каждое резкое слово сказанное ею мужу. И то, что она не последовала за ним в ссылку, и всё несказанное, не сделанное и... и...
Она почти не ела. Осунулась, побледнела. Под глазами появились круги, резче обозначились морщинки. Теперь принцесса выглядела почти на свой возраст.
-Мы понимаем, Ваше Высочество, вы переживаете. Но всё же не изводите себя так, — пытались уговорить её фрейлины.
-Как будто вам на самом деле есть дело до меня! — вспыхнула тогда принцесса. — Пошли вон!
Фрейлины понятно оскорбились. Кто-то из них всё-таки пробился к кесарю Готфриду и рассказал о бедственном положении его дочери.
У кесаря был хлопот полон рот, но всё-таки он вмешался. Ему было безумно жаль свою дочь. К тому же он нуждался в её хитроумии и смекалке. Однако увидев потухшие глаза Гудрун, Готфрид понял, что обходиться придётся своими силами. Но всё же он взял с собой её. Так или иначе принцесса Дриксен нуждалась в проветривании мозгов, как деликатно выразился кто-то из мелких придворных.
Гудрун привели в порядок, хотя это стоило немало усилий. Очутившись в столице, она немного ожила, но всё равно придворная суета, такая желанная прежде, утомляла её. Впрочем, при дворе был объявлен траур и увеселений никаких не было. Тем более, что Дриксен находилась на грани катастрофы и было не до веселья. И всё равно Гудрун тянуло в уединение, хотелось забиться под корягу и не вылезать оттуда. Никогда.
Вместо этого ей пришлось облачиться в чёрное бархатное платье с высоким воротником и всюду следовать за отцом. Она быстро пожалела, что выбрала его. Было лето, было жарко, морской бриз лишь немного облегчал положение.
Влажно, душно. Яркий солнечный свет резал глаза, навевал непрошенные воспоминания, как переливались на солнце светлые волосы мужа. Как от них пахло солнцем и...
Переговоры на островке, который теперь пафосно именовался о. Дружбы, прошли как-то мимо её сознания. Она присутствовала там только ради отца и почти не выходила из каюты. Лишь иногда на закате она прогуливалась по палубе вместе с отцом.
Иногда Гудрун останавливалась в каком-нибудь укромном месте, чтобы не мешать команде, и долго вглядывалась в закат. Вглядывалась долго, до тех пор пока последние отблески не исчезали со стремительно темнеющего неба. Говорят смотреть на закат плохая примета. Но что приметы ей, чья жизнь сейчас сплошной Закат. Да она не голодала, у неё была крыша над головой, у неё было высокое положение, свободное время. Она жила как вздумается. Но у неё теперь не было цели, не было ребёнка, не было мужа, от которого этот ребёнок мог бы появиться. А интриги, любовники, фанаберии молодых лет, всё надоело, всё приелось. Гудрун вдруг показалась себе старухой. Никому не нужной бесплодной древней старухой. Стоящей одной ногой в Закате...
А Закат, вот он,близко, плещется,мерцает в воде прощальными бликами. Всего лишь перегнуться через борт да наклониться пониже... Да наклониться и они с Фридрихом будут вместе, а все вокруг будут ахать и причитать: "Ах какая у них была любовь! Она пережила его всего на месяц!" Может даже какую балладу паршивую сочинят . И отец... Гудрун вздрогнула и выпрямилась. Нет, она не может его покинуть, только не сейчас.
Ротгер Вальдес потёр свой свежевыбритый подбородок и попытался хоть немного оттянуть тугой ворот парадного мундира. Предстоял ещё один нудный приём, который давал дриксенцы в честь талигской делегации. Говорили на нём будет присутствовать дочь покойного кесаря, знаменитая принцесса Гудрун. Ну и имечко! Тут Ротгера позвали и он вышел из комнаты. Хотел было жить на корабле, но Альмейда приказал ему не выделываться.
Собственно принцессу Вальдес видел издалека. Иногда на закате он смотрел в сторону флагмана дриксенской стороны и видел как ветер вздымает траурную вуаль. Интересно как она всё-таки выглядит. Дриксы всегда так хвастались красотой своей принцессы. Ну что ж больше им хвастаться нечем. Ротгер слегка улыбнулся своим мыслям. Посмотрим на их принцессу. Впрочем и о её характере и поведении Ротгер был наслышан и раньше. Если её внешность под стать характеру... То единственным правдивым варитом является Олаф Кальдмеер, ну и Руппи. Да Вальдесу было известно, что парню уже двадцать, но всё равно он был для него Руппи.
Принцесса Гудрун оказалась совсем молодой женщиной одетая в траур. Надо же цвет траура в Дриксен чёрный... У принцессы было бледное слегка вытянутое лицо, правильные тонкие черты лица, синие глаза. Да такого цвета бывает лёд по весне, когда начинает таять и становится ненадёжным. Да принцесса Гудрун была красива. Высокая, стройная и гибкая. Под глазами у неё залегли круги, в уголках губ можно было заметить запёкшиеся корочки, от неё самой веяло печалью. Что она тут делает? И да она была красива. Даже траурное одеяние и следы горя на лице не портили её. Хотелось смотреть и смотреть на неё. Может даже коснуться руки... В голове снова завертелись те обрывки слухов, что ходили о принцессе В Талиге. Не то, чтобы Ротгера они сильно интересовали, но часть всё же осела в его памяти, впрочем если учесть какое ничтожество досталось ей в мужья... Вальдес пренебрежительно хмыкнул вспомнив о Фридрихе Зильбершваншлоссе.
Когда их знакомили, принцесса скользнула по лицу талигского вице-адмирала равнодушным взглядом и пробормотала что-то вежливое. После чего отвернулась и не обращала больше на гостя никакого внимания. У неё был вид человека, мечтающего оказаться в другом месте. Ротгера увлёк поток людей. Все разбились на отдельные кучки. Гудрун заметила явный интерес гостя, но никак не показала, что это её хоть немного трогает. Хотя и она старалась держаться в тени, Ротгер быстро находил её взглядом. Хотелось подойти и завести с ней разговор, но принцесса ловко его избегала.
Траурная вуаль скрывала волосы женщины. Интересно какого они цвета? То что они светлые, Ротгер не сомневался. Цвет глаз, цвет лица... Впрочем учитывая все обстоятельства она могла быть и рыжей. Как лисичка. Тем более, что и характер у неё лисий. Ротгер почувствовал как в нём пробуждается любопытство и охотничий интерес. "Ловите нам лис и лисенят..." Но эту лису он поймает сам.
Тут его нежно подхватили под локоть и потащили в сторону. Оглянувшись, он увидел Ойгена Райнштайнера:
-Ты что задумал, Ротгер?
-О чём ты?
«Ты глаз не сводишь с дриксенской принцессы. Так что ты задумал?»
-Жениться - пожал плечами Вальдес.
-Прекрати паясничать!
Ротгер смотрел на своего друга открытым ясным взором:
-Я абсолютно серьёзен.
Он аккуратно выдернул руку из хватки Райнштайнера и быстро скрылся из виду. Ойген остался стоять на месте. В толпе мелькнул Олаф Кальдмеер, ходили слухи, что он подаёт в отставку. Интересно кого назначат на его пост?.. Оглядевшись, Ойген заметил сидящую в кресле у стены принцессу Гудрун, она разговаривала с какой-то женщиной, тоже вдовой. Райнштайнер нахмурился, Вальдес его в последнее время тревожил всё сильнее. Что его так тянет к дриксам? То он вокруг пленников выплясывает и ходит как в воду опущенный, когда те наконец уехали. Тогда даже сплетни пошли. Поговаривали, что он очень неравнодушен к... Тут мнения расходились, кто-то считал, что к Ледяному, другие, что к его адъютанту. Правда спросить напрямую никто не решился. И теперь вот эта принцесса... Что творится в голове у Ротгера Вальдеса? Жениться он собрался. А ведь они друг другу едва два слова сказали при встрече!
Марикьяре не устоял перед дриксенской принцессой. Устоит ли принцесса перед марикьяре?
Принцесса поправила вуаль на голове, одёрнула платье и вышла в сад. Ей очень хотелось спать. И в последнее время она только и делала, что спала. Днём. Ночью заснуть не получалось хоть умри. Теперь Гудрун твёрдо решила не спать днём, а чтобы не спать нужно было занять себя каким-то делом. Может тогда и ночной сон наладится. Найти это дело она и решила в саду. Тем более, что врачи и вообще окружающие изводили её своим сочувствием и советами "как можно больше гулять". Как будто прогулки оживят Фридриха! Или вернут ей вкус к жизни. Но чтобы отвязались она каждый день выходила в дворцовый сад. Тем более никого, кроме садовников, там сейчас не было. А Гудрун настоятельно нуждалась в уединении.
Да кто ж её оставил бы в покое... Гудрун не спеша прошла почти половину сада, тяжёлые мысли ушли, в голове царил лёгкий туман, женщина даже начала бездумно улыбаться. Похоже от прогулок был толк... Только она об этом подумала, как заметила впереди, на садовой дорожке, по которой она шла, какого-то мужчину в талигской морской форме. Хорошее настроение улетучилось мгновенно, как его и не бывало. Это ещё кто? Принцесса нахмурилась. Он был ей незнаком.
Ротгер немного волновался. Он, можно сказать, нервничал. Вопреки сложившемуся мнению, он знал свои берега. И что такое деликатность. И чувство такта. Однако талигская делегация должна была пробыть здесь только три дня, а мужчине надо было успеть многое. Например познакомиться с принцессой Гудрун поближе, так, чтобы она его запомнила. О она его запомнила...
-Кто вы такой? И что тут делаете? — спросила его принцесса.
-Позвольте представиться: Ротгер Вальдес, — мужчина поклонился и без спроса поцеловал ей руку. — Я заблудился в этом саду. Приношу свои соболезнования по поводу вашей утраты.
Гудрун некоторое время стояла в оцепенении. Потом она вспомнила его. Это был тот самый талигец, который постоянно во время приёма пялился, именно пялился, на неё. А потом до неё дошло, что это же Ротгер Вальдес. ТОТ САМЫЙ Ротгер Вальдес, который повесил Вернера, который утопил Западный флот, с помощью каких-то ведьм, во всяком случае так утверждал молодой Фельсенбург. Сердце у неё застучало как сумасшедшее. И отнюдь не от внезапной страсти.
Вальдес наблюдал за ней с лёгкой улыбкой, чуть склонив голову набок и поглаживая её руку, которую так и не выпустил из своей. Принцесса отмерла и вырвала свою руку. Её лицо начало превращаться в ледяную маску, она выпрямилась ещё больше и как-то закаменела. Но глаза заблестели. Это хорошо.
-Я имею в виду, что вы забыли в этом саду? Кажется ваша делегация проживает в другом месте.
-Я... задержался тут после приёма, а с утра гулял.
Ротгер рассеяно проследил взглядом за пчелой, что пролетела мимо. Он и не ложился сегодня. Как только закончился приём, он, вернувшись в посольство, быстро переоделся и вернулся во дворец. Конечно такое поведение не к лицу вице-адмиралу, но Ротгер Вальдес был немного пьян и эта идея показалась ему чудесной.
-Вам не нравится моё общество?
-Да как вам сказать...
Вальдес двинулся по дорожке и предложил руку принцессе. Та проигнорировала его предложение и, сцепив пальцы, пошла рядом.Всё равно не отвяжется. Некоторое время они молчали, поднявшийся ветерок ерошил волосы мужчины, трепал край вуали Гудрун. Она хотела что-то сказать, повернувшись, но натолкнулась на изучающий взгляд своего спутника. Прицесса вдруг вспомнила о вуали, которую забыла накинуть на лицо. И теперь, вдруг спохватившись, стала это исправлять.
-Вы позволите? — Ротгер остановился и протянул к ней руки.
-Нет!
-Простите, я забылся.
Гудрун остановилась и хотела уже высказать всё, что о нём думает, её ледяное молчание лишь забавляло талигца, марикьяре или кто он там есть. Но тут послышались взволнованные голоса. И через некоторое время перед принцессой и вице-адмиралом появилась группа людей, которая видимо искала Вальдеса.
«Как хорошо, что я успела накинуть вуаль на лицо» - подумала Гудрун.
Когда на следующее утро, принцесса выходила в сад, она почти не сомневалась, что встретит там настырного Вальдеса. Если честно, она боялась этой встречи. Она боялась за свою репутацию. Она прямо слышала ядовитый шепоток кумушек по тёмным закоулкам: "Башмаков ишь не сносила, а уже с другим заигрывает. Да с кем!" А сплетни пойдут, если уже не пошли. Нет, о Гудрун сплетничали и раньше, но раньше она считала себя выше этого. Всё равно люди что-нибудь да скажут. Но смерть мужа сделала её уязвимой, Гудрун походила на моллюска, которого лишили панциря, обнажив мягкое, слишком мягкое тело. Своему навязчивому спутнику она ничего не объясняла. Это было бесполезно.
Сегодня что-то Вальдеса не было видно. Время шло к обеду, а он не приходил. Принцесса расслабилась и после обеда решила ещё немного посидеть в саду. Погода была хорошая, а сидеть в четырёх стенах ей было невыносимо. А Вальдес... может он вообще не придёт. Или не найдёт...
Её ждало разочарование. Она задремала в беседке за книгой, проснулась же от ощущения, что на неё кто-то смотрит. Она открыла глаза и вздрогнула. Ну кто-кто, конечно, Вальдес! Гудрун подумала вдруг, что Кальдмеер очень стойкий человек раз провёл долгие восемь или сколько там месяцев в обществе Ротгера Вальдеса и не совершил даже попытки убийства. Сама принцесса за свою выдержку не ручалась. Между тем наглый марикьяре склонялся перед и что-то там говорил. У Гудрун закололо в виске. Да так, что в глазах потемнело. Она решила расставить все точки над «i» прямо сейчас.
Гудрун отложила книгу, встала и стала расправлять одежду, накинула на лицо вуаль. Вальдес что-то понял по её лицу и отступил чуть назад. Принцесса решила не терять времени даром.
-Скажите, господин Вальдес, что вас заставляет искать моего общества? — спросила она. — Что вам от меня нужно? Вы ведь не ответили на мой вопрос вчера.
В её голосе послышались визгливые нотки и Гудрун решила взять в себя в руки. Так дело не пойдёт, она должна была быть спокойной, очень спокойной.
-Ответ прост. Я влюбился в вас. И предлагаю вам стать вашей женой.
-Вас видимо не смущает, что я только месяц как овдовела. — Гудрун чувствовала как загораются щёки, она знала, что краснеет от волнения или слёз некрасиво. Все нормальные блондинки заливались нежным розовым румянцем, Гудрун же становилась пятнистой, что твой мухомор. Но она всегда умела держать лицо, никто не знал этого секрета кроме самых её близких людей. Ротгер Вальдес к ним не относился, но пусть полюбуется!
-Но я же не предлагаю прямо сейчас...
-И даже если бы я не была вдовой, не была женой, я не вышла бы за вас замуж. — Гудрун двинулась вперёд. Вальдес устремился за ней.-«Во-первых наши государства враги, я не думаю что это перемирие перечеркнёт столетия вражды между нами и вообще, что оно продлится долго. Во-вторых я не имею никакого желания выходить замуж сейчас, а тем более за вас.
-Почему же?
Разозлённая Гудрун остановилась и повернулась к собеседнику. Раньше она срезала бы его парой фраз, но сейчас внутри неё штормило, она никак не могла собраться с мыслями, к тому же она мало, что знала о Вальдесе да и то это были слухи разной степени достоверности. Слухи... Может если оскорбить его, серьёзно оскорбить, он отстанет?
-Послушайте меня внимательно, господин Вальдес. Нас многое разделяет. Я вас не знаю и знать не хочу!
Нет не то. А Вальдес слушал её спокойно, лишь иногда улыбался, его глаза были темны и серьёзны. Его друзья не узнали бы его сейчас. Только сжатые кулаки выдавали его напряжение.
-К тому же, если отбросить мой титул, я не такая уж завидная невеста. Мне тридцать три года, я вдова и бесплодна. А вы наверное хотите детей или захотите детей. Вашей семье наверное нужен наследник.
Насчёт детей и продолжения рода Вальдес не беспокойтесь. У меня восемь братьев и сестёр, — ответил Вальдес. — «А что касается возраста, то мне тридцать восемь лет, я не хочу выставлять себя на посмешище, женившись на девчонке. К тому же вы очень красивы, и возраст вашей красоте не помеха. Мне жаль лишь, что мы так поздно встретились...
Вот оно.
-В любом случае мой ответ был бы нет. Так что господин Вальдес оставьте меня в покое, — Гудрун перевела дыхание и продолжила. — Обратите своё навязчивое внимание на... на господина Кальдмеера.
Вальдес удивлённо моргнул:
-Почему именно на него?
-Но вы же так трогательно за ним... ухаживали, когда он был у вас в плену. Руперт фок Фельсенбург об этом много рассказал». — Гудрун неприятно усмехнулась, ей было жарко, узкий ворот давил на шею, но она продолжала. — О, он просто рассказывал, а уж выводы напрашиваются сами.
Принцесса осталась недовольной последней фразой, но действие этой фразы оказалось таким, каким надо. Вальдес отшатнулся от Гудрун как от гадюки, его лицо так побледнело, что это стало заметным даже под густым загаром. А его взгляд стал таким холодным и колючим, что женщина поёжилась. Наверное такой взгляд видел Вернер перед тем как его повесили. Гудрун вздёрнула подбородок и сузила глаза, хотя в душе отчаянно трусила.
-Вы... вы...! — Вальдес замолчал, потом сделав усилие над собой, проговорил:
-Я прощаю вас, вы недавно овдовели и явно не совсем владеете собой. Всего хорошего, я больше вас не потревожу.
Он коротко поклонился и ушёл. Гудрун осталась стоять и смотрела ему вслед. Он шёл и поднявшийся ветер трепал концы его распущенных волос. На душе у принцессы было противно. Она сама себе была противна. Ну что ж зато её оставили в покое.
Но особенной радости эта мысль не принесла и солнечный свет как всегда резал глаза.
Ротгер Вальдес сидел на корме и смотрел на море. Плавание проходило спокойно и он мог себе позволить минуту отдыха. Внешне он оставался всё таким же. Ойген никому ни слова не сказал о его абсурдном плане женитьбы на дриксенской принцессе, и Ротгер был ему благодарен. И даже прикрыл его тогда во второй раз. Принцесса видимо тоже никому ничего не сказала, потому что как ни ждал Ротгер подколок и намёков со стороны дриксенцев ничего не было. Да были все взрослые люди, но нет-нет да и проскакивала совершенно неумная и обидная подначка.
Для окружающих Ротгер Вальдес выглядел и вёл себя совершенно привычно. Ну разве, что обычные для него замечания и остроты были гораздо язвительнее, чем обычно. Но кто бы знал чего это ему стоило! Он говорил, улыбался, а внутри него всё горело. Ему было невыносимо стыдно и обидно. Да пожалуй он взял через край своим гостеприимством, но разве это был повод думать такую грязь... Он оглядывался и кажется подмечал глумливые усмешки на лицах дриксов или что ещё хуже на лицах своих друзей. Неужели они тоже так думают? А что если это правда и он просто себя обманывает? Впервые в жизни Ротгер Вальдес был в таком смятении. Одно хорошо, теперь, кажется, ветер дул в политические паруса Олафа Кальдмеера и возможно они никогда не увидятся... Как и с этой закатной кошкой Гудрун! Хотя любая кошка лучше этой самой принцессы. Ротгер сцепил руки на затылке, его взгляд рассеянно скользнул по зыбкой глади за бортом.
А впрочем он сам виноват. Чего спрашивается полез к ней. И вообще чем же она его зацепила? Мужчина попытался вызвать в памяти облик принцессы Гудрун, но вспомнились ему лишь её немного сонные синие глаза. Что ж хороший знак, значит эта внезапная и нелепая влюблённость скоро пройдёт, выветрится из головы. Ничего, он съездит на Марикьяру, станцует с девочками... И забудет, забудет эту варитскую ведьму! А всё-таки немного жаль... Ротгер встряхнулся и убрал руки. Нет, не жаль, не жаль.
Как Ротгер решил так и сделал. Сначала он съездил правда в Олларию. Столица только восстанавливалась после недавнего безумия, как впрочем и вся страна, ничего особенно интересного там не было и Вальдес долго не задержался в этом городе. Потом была Марикьяра, семья. Братья, сёстры, их жёны-мужья, дети... Интересно почему только он не осел на Марикьере?... И наконец дом. Хексберг.
С кэцхен он танцевал только раз, по прибытии. Хотя они встретили его уже на полпути и и сопроводили до самой гавани. Колокольчики звенели почти не переставая, они явно соскучились, он по ним тоже. Ну хоть кто-то по нём скучал... Нет дядя и тётушка тоже по нём скучали, но радость их встреч всегда омрачалась нотациями и причитаниями тётушки с общим лейтмотивом: "Тебе нужна хорошая женщина/девушка, которая о тебе позаботится и нарожает кучу детей". Сколько раз Ротгер объяснял ей, что не может совмещать танцы с кэцхен и размеренную семейную жизнь. Тем более, что никто из женщин и девиц, с которыми его знакомила тётя не трогали его сердца. Ну разве что Мэллит, но учитывая разницу в возрасте..., да и не выдержала бы жизнь с ним эта душевно раненая девушка. А вот варитская ведьма, Ротгер только так называл про себя Гудрун, выдержала бы, да и сердце она его тронула... Ох как тронула, словно нож всадила!
Да проклятая дриксенка преследовала его и на Хексберг. Он взошёл на гору и стал ждать девочек. Он развесил на дереве жемчуг. Нити распались почти мгновенно и жемчуг падал вниз, исчезая, а потом вокруг мужчины стали появляться астеры.
Первая... Вторая... Третья... Четвёртая... Пятая... Шестая... Седьмая... Восьмая... Девятая... Да их было девять, девять стояло вокруг Ротгера Вальдеса женщин и печально смотрели они на него серо-голубыми глазами, девять траурных вуалей развевал ветер. Да что же это такое! Однако в тот вечер, в ту ночь они станцевали. А потом понеслось. Оллария, Марикьяра...
Потом он вернулся в Хексберг. Со стороны дриксов было тихо. Их страну тоже потрепал Излом, им тоже нужна была передышка.
«А как она пережила Излом? Что она ещё потеряла кроме своего никчёмного мужа?»
Да у них были заботы и помимо дриксов. Так шли дни, скоро лето перешло в осень и вот уже надвигалась, наваливалась тёмная северная зима. Всё это время кэцхен, его милые подружки, порой Ротгер забывал, что они не люди, вились вокруг него, смотрели нежно серо-голубыми глазами, шептали нежно: "Жди, жди..." Однажды он и одна из них... Впрочем неважно.
А потом пришло письмо.
Лето Гудрун провела на загородной вилле, к зиме перебралась в город. Никто её не тревожил, лишь иногда навещали родственники и Гудрун стала тяготиться своим одиночеством. Фрейлин она тоже распустила. Особенно тяжёло ей давались ночи. Днём ещё можно было как-то отвлечься. Почитать книгу или заняться хозяйственными делами. Да Гудрун опустилась до хозяйственных хлопот. Ещё можно было гулять, верхом или пешком. Правда одинокие прогулки не приносили особенного удовольствия. Впрочем всегда под рукой были слуги. А ещё Гудрун снова занялась собой. Ей было неприятно видеть в зеркале до чего она запустила себя. Не то, чтобы она снова хотела выйти замуж... Иногда после долгого хлопотного дня ей хотелось провести так всю оставшуюся жизнь, в глуши, на лоне природы... Однако она знала, что ей быстро наскучит подобный образ жизни.
Да днём ей было чем заняться. А вот ночи, длинные одинокие ночи, были для неё испытанием. Конечно в поместье было много пригожих парней, которые непрочь были согреть постель венценосной вдовы. Но Гудрун всегда брезговала связью с простолюдинами, она считала это уделом только совсем отчаявшихся женщин, которые не могли заинтересовать мужчин своего круга. А сейчас она потеряла интерес к постельным играм, ей это попросту наскучило. Ну чего она там не видела, не пробовала? Тем более, что её терзала отнюдь не плотская страсть. Нет, ночь за ночью она лежала в большой, слишком большой для одного человека, постели и перебирала словно какая старуха всю свою жизнь. Она многое пересмотрела, чего-то даже устыдилась. Прошлого не изменить, терзаться из-за него бессмысленно, но Гудрун всё равно упорно перебирала воспоминания.
Иногда она всё-таки проваливалась в сон. В неглубокий тревожный сон. Сны были яркие, настолько яркие и абсурдные, что скорее напоминали видения, что мучили её иногда перед Изломом.
Она танцевала на балу с высоким светловолосым кавалером в белом мундире, с орденами. Почему-то Гудрун особенно запомнились его чёрные брюки с красными лампасами и коричневые сапоги для верховой езды. Сама Гудрун была одета то в розовое, то в голубое платье на корсете с пышной юбкой. Что было странно, корсеты принцесса сроду не терпела и носила крайне редко, предпочитая более удобную одежду на основе варитского национального костюма. Всюду горели свечи, много свечей. Но несмотря на это лицо кавалера упорно расплывалось, как ни пыталась Гудрун его рассмотреть. Однако всё же она была уверена, что это Фридрих. Они кружились в танце без конца и начала.
Ещё один сон преследовал её. Будто она сидит в темноте и качает на руках младенца, он был призрачен и невесом. Однако сама Гудрун этому ничуть не удивляется и спокойно с ним возится. Где-то вдали навязчиво звенел колокольчик и звучал тихо женский смех. Это раздражало Гудрун, ведь она только укачала ребёнка! Однако унять колокольчик она не могла.
Вроде бы ничего особенного в этих снах не было, кроме их повторяемости, но всё равно женщина просыпалась после них в холодном поту, с сильно бьющимся сердцем и долго лежала в темноте, успокаиваясь. Однажды ей приснился сон: она находится на корабле, вокруг него неправдоподобно синее море, а кто-то рядом, глаза принцессы слепило солнце, заразительно смеётся. Хороший приятный сон. Если бы не звенел в нём проклятый колокольчик. Впрочем, Гудрун склонялась к мысли, что это было всё-таки видением, как и сон с младенцем, разве в обычных снах слышны звуки?
Беда Гудрун была в том, что они никогда не могла разгадать смысл своих видений вовремя и правильно. И разумеется она не могла рассказать о них своему мужу или кому-либо ещё. Они могли счесть её ненормальной. Да и не было у неё никаких сведений как это делать. Единственный источник подобного рода был старый истрёпанный сонник, который она нашла в кладовке. Из него она узнала, что младенцы снятся к неприятностям, а море и всё связанное с водой к беременности. Про колокольчики и смех там не было ни слова.
Дело шло к зиме, Гудрун уже надоело пребывать на лоне природы, тем более, что вилла не была приспособлена для зимовки и она отправилась в город.
Однажды вечером, затосковав, ведь впереди была ночь и то ли сны, то ли видения, Гудрун направилась к отцу. Она шла по освещённым комнатам и коридорам, кивая знакомым. Она вдруг ощутила себя здесь чужой. Ей стало от этого грустно. Разумеется были другие резиденции, виллы, особняки, но именно этот дворец вставал перед мысленным взором Гудрун при слове "дом".
Дойдя до апартаментов отца, принцесса узнала, что он находится в кабинете. Она пошла туда и не обращая внимания на охрану, взялась за ручку. Гудрун имела полный доступ в любые комнаты отца. Постучав, Гудрун приоткрыла дверь и как в детстве заглянула в кабинет.
Увидев дочь, Готфрид положил на стол бумаги улыбнулся ей. Гудрун зашла и быстро пересекла комнату. Дверь закрылась за ней с приглушённым стуком. Принцесса поцеловала отца в щёку:
«Вы ужинали, отец?»
Готфрид погладил дочь по щеке:
«А почему так официально? Да я поел здесь. Садись».
Гудрун устроилась в кресле и выжидательно посмотрела на отца:
«Ты хочешь со мной просто поговорить? Или что-то важное?»
Готфрид коротко вздохнул и потёр глаза. Сегодня он читал много и почти все бумаги представляли важные донесения. Нет, в Кесарии была и Тайная канцелярия и обычная, но Готфрид предпочитал быть в курсе дел.Для Дриксен новый Круг начинался неудачно и чтобы выправить дела требовалось много усилий и от её кесаря. Однако сейчас Готфрид хотел просто поговорить со своей дочерью. Ему было приятно замечать, что она чуть ожила после смерти Фридриха. Кесарь Фридриха недолюбливал и если бы не заступничество и мольбы дочери, изгнанием Фридрих после гибели Западного флота не отделался бы. И сейчас, глядя на совершенно раздавленную дочь, Готфрид жалел, что у них не было детей. Может тогда
«Нет, Гудрун» - кесарь откинулся тяжело на спинку кресла.- «Я хочу с тобой просто поговорить. Расскажи мне, как тебе жилось на вилле?»
Гудрун мягко улыбнулась отцу:
«Ты же приезжал ко мне. Так хорошо жилось, что мне даже захотелось там остаться насовсем. Но потом пришли холода и всё испортили».
Кесарь рассмеялся. И они заговорили о пустяках.
Они говорили долго, вспоминая, строя планы на будущее и Гудрун расслабилась, расслабилась настолько, что пропустила момент, когда разговор неожиданно свернул на летние переговоры, а затем на талигскую делегацию и неизбежно на Ротгера Вальдеса. Кесарь тоже заметил, что тот не сводил на приёме глаз с Гудрун. Это наполняло его отцовской гордостью. Даже в трауре и убитая горем его дочь привлекала взгляды мужчин. Было Готфриду известно и о двух прогулках его дочери в обществе талигского вице-адмирала. Правда садовники донёсшие ему об этом талиг не знали и сказать о сути разговоров не могли. Да не прислушивались они. Гудрун талиг знала, она выучила этот язык на спор с Фридрихом. Правда говорила она с акцентом, но вполне сносно и понимала, что ей говорили. Донесли садовники и о гневе принцессы. Готфрид, щадя чувства дочери, не расспрашивал её тогда о произошедшем, но всё же ему было интересно.
И в этот вечер он счёл момент подходящим для расспросов.
«Скажи мне, что произошло между тобой и Ротгером Вальдесом. Пожалуйста».
Гудрун вздрогнула и отвела глаза. Ротгер Вальдес с некоторых пор стал её личным наваждением. Да он ей тоже снился. Не каждую ночь, и не так уж часто. Но нет-нет да и промелькнёт где-то вдалеке, а то вдруг возникнет, вынырнет из темноты перед самым лицом. А однажды Гудрун снилось, что она то ли летает, то ли танцует в воздухе вместе с этим проклятым Вальдесом. После таких снов она просыпалась и радовалась, что его нет рядом с ней наяву. Да и ту сцену в саду Гудрун вспоминала без особой радости.
«Он сделал мне предложение. Пожениться». - ответила принцесса и сжала губы.
«Однааако» - протянул Готфрид и поднял брови, ожидая продолжение. Он неосознанно провёл пальцами по губам. Его мозг быстро заработал прикидывая плюсы и минусы подобного союза. Жалко, что Ротгер Вальдес не король Талига или его регент. Однако и здесь можно найти выгоды. Кесарь и отец отчаянно боролись в нём, когда Гудрун дрожащим голосом рассказывала подробности, вспоминала детали.
«...я ему отказала. Очень грубо, даже... оскорбила. Больше он не рискнёт». - Гудрун скривила губы при воспоминании о своих словах. Могла бы придумать и что-нибудь и поумней.
«И вообще я не хочу выходить замуж. Ни за кого», - торопливо добавила она, видя что её отец собирается что-то сказать.
«Почему?» - удивился Готфрид. - «Ты не создана для одиночества, а я не вечен».
«Я... никто не может сравниться с Фрицем. Он же... »
Лицо Гудрун стало таким нежным и светлым, что у Готфрида перехватило дыхание. Он многое мог сказать о Фридрихе, но упрямая девчонка всё равно пропустит всё мимо ушей.
Некоторое время отец и дочь молчали. Глаза Гудрун скользили по стенам кабинета, обитых золотисто-коричневыми деревянными панелями, по шторам на окне, в цвет стен. Полки и шкафы с бумагами и книгами были из дуба, женщина посмотрела прямо перед собой. На столе у отца на стопке бумаг стояла тяжёлая бронзовая статуэтка, в виде женщины в длинной одежде, она держала в руках огромный шар.
-Во всяком случае не за Вальдеса. Он мне не ровня и к тому же вице-адмирал враждебного государства. И кроме того... А почему ты вообще заговорил о моём возможном замужестве? И при чём тут Ротгер Вальдес?
-Бешеный? Не при чём. - Готфрид чуть улыбнулся и выпрямился в своём кресле
Гудрун ласково и широко улыбнулась в ответ. Она встала обошла стол и наклонившись положила руки на плечи отца:
«Мой дорогой отец, что вы задумали?»
«Опять этот официальный тон... Ну ладно». -Готфрид погладил дочь по руке. - «Я тут подумал, что если Бешеный женится на дриксенке, то он перестанет быть вице-адмиралом».
«П-ф-ф! Что за абсурдный план!» - воскликнула Гудрун, отстраняясь. Она убрала руки с плеч отца и отошла от стола. Она прошлась по комнате и остановилась перед большой картой на стене. - «И главное не вижу смысла в этом. Ну перестанут доверять Вальдесу, хотя всё же сомневаюсь в этом, настолько, что он выйдет в отставку, ну назначат другого человека на эту должность и...»
«Верного нам человека», - прервал свою дочь кесарь.
Гудрун замерла и удивлённо посмотрела на отца:
«Но у нас теперь мир с фрошерами».
«Хочешь мира, готовься к войне», - пожал плечами Готфрид - «Не помню кто сказал, но сказал правильно. Видишь ли, Гудрун, мир всегда весьма шаток, но следующую войну, если она начнётся, должны начать уже не мы».
Гудрун вспыхнула и отвернулась. Ей было неприятно это напоминание о гибели Западного флота. Всё же и она, пусть и косвенно, приложила к этому руку. Иногда ей снилось, что это она захлёбывается в мутной холодной воде, это она погибает от ран и ожогов. Сейчас-то нет, но тогда... Тогда её часто мучили подобные кошмары. Или видения?
Овладев собой, она несколько вымученно улыбнулась отцу:
«В любом случае, я не думаю, что предложение повторится. Таких оскорблений не прощают. Я имею в виду не на словах, а на деле. Если бы ты мне сказал тогда, я бы была с фрошером более... более обходительна».
«Признаюсь, тогда на приёме мне не показалось важным то как кто на кого смотрит. Были другие заботы».
«Да это так».
Гудрун снова села в кресло и опустила глаза на сцепленные руки. В наступившей тишине было слышно, как пробило девять.
«Напиши ему письмо».
Принцесса вздрогнула и вопросительно посмотрела на отца. Тот пояснил:
«С извинениями. Ты же так и не извинилась перед ним».
«Н-нет. Я уехала на следующий день».
Готфрид кивнул:
«Вот. Только напиши правильно, это должна быть не сухая отписка. А с... с» - Готфрид потёр пальцы, подыскивая нужное слово - «Со словесными кружевами».
Гудрун не удержалась и фыркнула. Вот ещё, перед фрошером извиняться.
«Скажи мне, папа, ты выдумал "верного человека"? И ты просто хочешь держать меня подальше от...» - принцесса вопросительно посмотрела на отца.
Заскрипело кресло. Кесарь встал и подошёл к дочери. Он аккуратно расправил складки её вуали, прежде, чем ответить:
«Нет, почему же. Имени его я конечно же тебе не скажу. Но ты права я хочу, чтобы ты была подальше сама знаешь от чего. Я боюсь, что Излом ещё не кончился и произошедшее в Паоне, Олларии и Эйнрехте только цветочки».
«Ты забыл Агарис. Ведь всё началось в Агарисе. И почему ты думаешь, что брак с Ротгером Вальдесом меня защитит?»
Готфрид переменил тему. Он взял ладонь Гудрун в свои руки и сказал, перебирая пальцы дочери:
«Ты умна и хитра, Гудрун. И даже умеешь держать свой норов в узде . Но главное оружие женщины это её красота и скажем так обходительность. И когда вы встретитесь снова...»
«Если мы встретимся», - вскинулась тут же Гудрун.
«Не перебивай. Когда вы встретитесь, ты будешь мила с вице-адмиралом Талига. Но, пожалуйста, не пересоли».
Вернувшись в свои покои, Гудрун еле разделась и без сил упала на постель. Её ждала очередная наполненная призраками ночь.
Следующие несколько дней Гудрун провела в обществе книг и словарей. Она только говорила на талиг, да и то язык стал забываться. А писать на этом языке принцесса умела плохо. Откровенно говоря она тянула время. Но всё же она в один прекрасный день приказала принести ей плохой бумаги и принялась сочинять письмо. Чтобы и ни сухо, но и давать лишней надежды принцесса ему не собиралась. Впрочем само письмо, да ещё с извинениями было само по себе поводом.
Письмо она писала целый день с краткими перерывами. Наконец, в три часа ночи, Гудрун аккуратно переписала на тонкую бумагу готовый вариант, подписала его и пошла спать. Запечатать его она решила рано поутру. Всё равно спала она плохо и...
Спала она в эту ночь крепко и сладко. Проснулась она от какого-то лязганья. Это служанка, разжигая огонь, неосторожно задела кочергой каминную решетку. Гудрун недовольно вздохнула. Ей так хорошо спалось! Ради разнообразия ей никто не снился. Ничего не звенело. Отдёрнув полог, принцесса встала с постели.
«Видели бы меня мои поклонники сейчас» - подумала женщина, мельком взглянув в зеркало. Не то, чтобы из зеркала глянуло страшилище, но в общем-то её утренний облик сильно отличался от привычного всем вида блистательной красавицы.
При виде принцессы, служанка вскочила и, виновато потупившись, пробормотала что-то вроде: «Доброе утро, Ваше Высочество».
Зевнув, Гудрун уже приготовилась распекать служанку, как случайно глянула в сторону окна. К её удивлению, за шторами было светло. И вместо разноса принцесса спросила:
-Сколько сейчас времени?
-Девять часов, Ваше Высочество.
Девять часов! Гудрун схватилась за голову. Почта уходила в десять. Не говоря ни слова, принцесса унеслась в свой кабинет. Он находился в смежной со спальней комнате. Там камин уже горел. Роняя листы, женщина в спешке стала заворачивать листы. Осторожно, чтобы не измять и порвать листы. Гудрун всё время не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Но что именно времени понять не было. Наконец, роняя всё на свете, принцесса запечатала сургучом пакет и, наспех приведя себя в порядок, позвонила к колокольчик. Пришедшая служанка взяла пакет и ушла, чтобы отдать курьеру. Гудрун взволнованно смотрела ей вслед. Теперь дороги назад не было. Хотя если пакет затеряется в пути, ведь такое может произойти, правда?
Не затерялось, дошло. Его даже не вскрывали. Хотя Вальдеса, конечно, вызвали, чтобы расспросить с чего это дриксенская принцесса шлёт ему письма. Он не смущаясь показал это письмо. На трёх листах тонкой бумаги принцесса приносила в обтекаемых и немного замысловатых выражениях извинения за сказанные "при известных вам обстоятельствах" слова.
-И что это за слова?
Ротгер уклончиво, но решительно отказался пояснить.
-Это очень личное дело — сказал он таким тоном, что сразу стало понятно, что ничего не скажет. От него отстали, но осадочек остался.
Гудрун, убирая со стола черновики, обнаружила пропажу. На сочинение письма она истратила десять листов, но сейчас, перебирая их, она видела только девять. Куда подевался десятый? Слугам было запрещено трогать бумаги, лежащие на столе или около него. Однако десятого не было. Не было! Гудрун старательно отвергая самый очевидный вариант, вызвала служанку, что в тот день разжигала камин. Может это она взяла бумажку на растопку?
Однако как Гудрун ни расспрашивала девушку, та стояла на своём: не трогала, не брала, к столу даже не подходила. Под конец принцесса расплакалась, однако служанка была тверда. Собственно девушка боялась до дрожи, но её не покидало подозрение, что принцесса её испытывает. И если она, Лизхен, сейчас дрогнет и солжёт, ей не поздоровится.
А в далёком городе Хексберг Ротгер Вальдес читал и перечитывал пожелевший листок дешёвой бумаги.
Дорогой Уважаемый Ротгер Господин Вальдес, Вице-адмирал Талига...
Прошу меня простить за те слова, которые я произнесла во время нашей последней встрече. В саду.
И перестаньте мне наконец сниться...
И вот одним холодным утром Ротгер Вальдес расположил перед собой на столе лист бумаги, очинил перо и придвинул к себе чернильницу. Это невежливо, всё-таки, некуртуазно, не ответить на письмо дамы.